Последствия перенапряжения как всегда давали о себе знать.
Тем не менее, я почти сразу постарался взять себя в руки, волевым усилием заставив шевелиться быстрее. Не дело это для такого как я, валяться и стонать, словно старая бабка!
Приняв сидячее положение, первым делом проверил себя на ощупь — оценил наличие засохших кровавых полосок на теле. А убедившись в их наличии под глазами и носом (кто бы сомневался!), решил осмотреться уже вокруг, чтобы понять, где я вообще нахожусь.
— Чердак… какого хрена я делаю на чердаке? — вердикт вышел странный и непонятный.
Начал вспоминать вчерашние события, причём довольно успешно, но чердака среди всплывших картинок как-то не наблюдалось. Я вообще ничего не помнил после момента своего побега от взорванного здания банды.
«Зуриэль!» — мысленно позвал ту, что могла хоть что-то знать наверняка.
— Господин, я здесь, — из пола, или скорей потолка нижнего помещения, выстрелило прозрачное облачко, после чего его плотность повысилась, и передо мной мягко приземлилась полупрозрачная Зуриэль.
— Хм. Ловко ты!
— Я пока только учусь прыгать сквозь стены. Получается плохо. Всё время боюсь застрять…
— Всё равно молодец! Продолжай в том же духе. Но скажи мне сперва, мы вообще где? И как здесь оказались?
— После того взрыва, вы сильно надорвались, управляя силой. Но даже так успели уйти подальше от того места и дезактивировать свою личину где-то под мостом, что пересекал широкий овраг и железную дорогу. Сюда вас принесла я — здание показалось мне заброшенным, благо ночью было тихо и темно.
— Казалось? А теперь так не кажется?
— Я разведала территорию аккуратно — оказалось, что в этой дыре всё ещё живут люди. Как вы? В этот раз крови было больше обычного! Я даже немного испугалась, — улыбка Зуриэль могла вылечить от запора кого угодно, но я давно научился замечать скрытые за её гранями эмоции. И сейчас за её острым оскалом не было ничего кроме заботы и нежности, присущей всем самкам, в любом из миров.
— Всё хорошо, милая, благодарю за заботу, — прислушался я к своему состоянию, попытавшись провести диагностику, — А кровь и вовсе не проблема.
Лёгкое усилие воли, и все следы красных разводов исчезают как с кожи, так и с моей одежды. После чего я поднялся на ноги, тем же способом разогнав метаболизм тела для скорейшего его восстановления, попутно обострив болевые ощущения в теле. Тренировки воли никто не отменял!
— Давай выбираться уже отсюда. Мне сегодня вечером ещё на права сдавать.
— Я сразу за вами!
Её фигура исчезла в воздухе, а я начал медленно пробираться через балки перекрытий, разный сломанный хлам и остатки старой кровли, что бросили с прошлого ремонта нерадивые работники. Шёл не в слепую — понять, где находился спуск с чердака, не составляло для меня труда, да и свет дневной кое-где пробивался. Только вот каждое движение отзывалось в моём измученном теле острой болью, что немного замедляло мой ход. Заставляя меня напрягать силу воли, просто чтобы не шипеть и не стонать каждые пару секунд. Я хоть и держался достойно, не кривился и не стонал, но моей силы воли пока не доставало на то, чтобы двигаться совершенно непринуждённо.
Нужно было ещё больше тренироваться!
— А ведь и правда, силы чуть меньше уходить стало, — напоследок порадовался я успешно проведённому эксперименту. Стирая с себя кровь, я попытался сравнить затраты силы сейчас, и до потери сознания. И моя теория вновь нашла практическое подтверждение! Что не могло меня не радовать.
А значит, все эти муки были не зря!
Выход с чердака был представлен обычной железной лестницей, ведшей в какой-то тёмный подъезд. Люк на чердак был сорван с петель и валялся недалеко от входа. Свет в подъезде не горел…
Быстро соскользнув вниз по вертикальной лестнице, я начал аккуратно спускаться по бетонным ступенькам лестничной клетки, держась вдоль стены. И успел преодолеть лишь пару лестничных площадок, когда дверь где-то внизу с грохотом раскрылась, и зазвучали звонкие женственные голоса.
— Я тебе, блядь малолетняя, когда сказала возвращаться домой⁈ Отвечай! — звук шлепка прозвучал в подъезде словно выстрел.
— Когда… заработаю пятихатку… — прерываясь всхлипами отвечал звонкий девичий голос.
— Ну, так хули ты припёрлась, идиотка⁈ Где ещё три сотни⁈
Я притих на лестнице, прислонившись к стене. Решил просто дождаться момента, пока вся эта сцена, наконец, закончится, и люди просто разойдутся по своим делам.
— Мамочка, но я с прошлого с утра дома не появлялась. А уже ведь ночь была. Темно… Я очень кушать хотела.
— Халяву полюбила, значит? У нас в доме правило: кто не работает, тот не ест!
— Но… ты же сама не работаешь…
Последовал ещё один звонкий шлепок и сразу после ещё один, и ещё…
— Мама прости! Прости! Я не хотела! Прости меня, мамочка!..
— Не смей хамить своей матери! Пиздуй работай, тупая шалава! Иначе тёте Элаизе из соседнего дома сдам в аренду на неделю.
— Нет! Только не к ней! Я всё поняла, я иду!! Уже иду!! — звук лёгких ног застучал по бетону, удаляясь.
— Сучка тупая… — сразу после ругательства последовал хлопок дверью, и тёмный подъезд снова затих.
Я же, не желая пока привлекать внимания и тем более вмешиваться, не разобравшись в происходящем, просто пошёл на выход. Но улизнуть незамеченным я не смог… Или, скорее мог, но почему-то не захотел.
У входа в облезлый подъезд старинной шестиэтажки, на куске замшелого бетона, на подложенной под попу досочке вместо сиденья, сидела девочка лет тринадцати. С раскрасневшимся чуть припухлым лицом и заплаканными глазами. В руках она теребила влажную салфетку с едва заметными следами крови.
Одета девочка была в туфельки на каблучке, чулки и короткую юбку орехового цвета. Сверху красовалась блузка и лёгкая курточка под кожанку, цвета красного дерева. На плече её висела небольшая сумочка со стразами… какая-то совсем детская.
— Привет, — как подошёл к крохе, я даже не понял. Я знаю, что не хотел влезать в этот инцидент, не разобравшись в ситуации, но мимо пройти просто не смог. Мягкий я становлюсь что-то в такие вот моменты… не иначе дочек своих вспоминаю. Тех самых, что своими улыбками и возгласом «папочка» могли успокоить даже самый сильный императорский гнев.
— А?.. — подняла на меня свои фиалковые глаза девочка. Несмотря на следы пощёчин, лицо её всё равно оставалось очень красивым, обещая к двадцати летам сделаться настоящей погибелью юношеских сердец. — А! Я свободна. Тридцать по-быстрому. В час пятьдесят. Минет — пятнадцать, — выпалила она свои ценники, словно заучивала много раз, после чего сразу опустила взгляд на свои маленькие ручки.
— Ты это о чём?.. — нет, я не тупой, и я вроде как понял, что она имела в виду, вот только что-то внутри меня наотрез оказывалось в это всё верить!
— О сексе конечно, глупенький! — не решилась мне дерзить пигалица. — О чём ещё можно спрашивать таких как я в квартале шлюх⁈ Вы же развлечься пришли?
Честно говоря, я был в такой ситуации впервые. Ещё никогда дети не предлагали мне купить себя! Мне вдруг так сильно захотелось кого-нибудь убить, желательно с показательной жестокостью и медленно… что по моему лицу явно пробежала заметная тень, отчего девочка тотчас спала с лица, испугавшись меня.
— Извините, я, наверное, пойду, — принялась она тут же собираться, чтобы сбежать. Выбросила салфетку в жухлую траву с масляными разводами на листьях, застегнула сумочку, и на скорую руку расправив юбку, быстрым шагом ускакала прочь, время от времени с опаской оглядываясь на меня.
Я же остался стоять на одном месте, чувствуя себя так, словно меня только что макнули головой в уличный туалет. Этот век и этот мир нравились мне всё меньше и меньше! Хотя, казалось бы, куда ещё больше?
Только вот… Помнится, в девяностые годы двадцатого века, когда развалилась красная империя, молодые девочки тоже от безысходности продавали себя на трассе дальнобойщикам. В том числе такие же маленькие как эта или немногим постарше…
